Гарлемский ренессанс

06.08.2020

Мондриан несколько раз завершал картину (на фотографии, относящейся к зиме 1942/43 года, мы видим его наносящим «финальный» мазок), но всякий раз уничтожал достигнутое и, к изумлению друзей, начинал все заново. Он почти наверняка знал о своей скорой смерти и, учитывая свойственную ему на протяжении всей жизни склонность к телеологии, должен был воспринимать «Победу» как лебединую песню, превосходящую все, сделанное им до этого. Он вовсе не ставил себе задачу написать еще одну картину в электризующем стиле нью-йоркского периода. Когда друг спросил его, зачем он постоянно переделывает «Победу буги-вуги», вместо того чтобы написать несколько картин в соответствии с разными идеями, которые сменяли друг друга на этом холсте, Мондриан ответил: «Мне не нужны картины. Я хочу лишь найти решение». В течение недели с 17 по 23 января 1944 года, за три дня до того, как его отвезли в больницу с тяжелой пневмонией, он в очередной раз «закончил» свой шедевр, покрыв его множеством крошечных кусочков цветной изоленты и бумаги — к великому огорчению Джениса и компании.

Однако негативная критика часто бывает куда проницательнее, чем безоговорочное признание. В этом коллаже, созданном на пороге смерти, поклонники классического мондриановского неопластицизма видели только разрушение. Во многих отношениях они были правы и сильно удивились бы, узнав, что Мондриан согласился бы с ними, причем охотно. Ведь именно к разрушению он без устали стремился во время долгого вынашивания «Победы буги-вуги». «Финальная» версия картины, которую Дженис и другие видели в мастерской Мондриана перед тем, как он за неделю лихорадочного труда ее переделал, была, с его точки зрения, недостаточно «деструктивной»: наблюдая панику среди своих самых горячих сторонников, он мог бы заявить о своей победе.

Любите играть в казино и хотите стать успешным гемблером? Начните играть в вулкан престиж 300 бесплатно, а после переходите к реальным ставкам.

В самом деле, разрушение всегда было ядром программы Мондриана. Уже в своих первых текстах он писал о разрушении формы, разрушении «частного», разрушении индивидуальности, так что его нью-йоркским почитателям не следовало испытывать столь глубокое изумление. Однако их можно понять, поскольку Мондриан довольно двусмысленно высказывался по поводу своей утопической мечты «растворить искусство в окружающей среде» (что считал задачей «отдаленного будущего»): еще в 1922 году, решив, что живопись есть лишь средство для проверки его эстетических принципов опытным путем, он тем не менее изо всех сил разубеждал своих защитников, утверждавших, что его искусство может служить образцом для современной архитектуры. К 1944 году, вопреки еще более агрессивным утверждениям Мондриана о фундаментальной роли негативности в его работах («Я считаю, что деструктивный элемент в искусстве сильно недооценивают»), сложилось стереотипное мнение о нем как о поборнике «конструктивной» эстетики (в 1937 году .а. Наум Габо был крайне озадачен отказом Мондриана принять эту характеристику).